Морок

В раннем детстве мнилось - мир лишь обман и морок. Если в миг пробужденья ещё притворяться спящим, проясняя рассудок, и веки раскрыть внезапно, широко и мгновенно, когда-то врасплох застану этот лживый театр, не успевший поставить ширмы и включить миражи. Но что же тогда увижу? Мир был быстр и хитер. Он всегда держал наготове потолок и окно. И небо за окном. И грустящую в небе птицу. Взят отцом на рыбалку, я сплоховал однажды. Провалился в сон, неодолимый, сладкий – так, что и колокольцы донок не слышал даже. Улыбнулся отец - и укрыл меня плащ-палаткой. День остыл, как пепел. Туман восставал над руслом. И когда я очнулся, глаза распахнуть готовясь, он клубился – и был непроглядным, текучим, тусклым, на мгновенья являющим ангелов и чудовищ. Колокольчик звякнул – вдруг натянулась леска. Я не вздрогнул, чуткому миру себя не выдал. И затем лишь расклеил веки - нежданно, резко. Наконец я его уличил. Подловил. Увидел. Он потом предо мною мелькал годами, меняя кадры. Лишь грустящая в небе птица была на месте, как бы ни мельтешили кругом времена и страны,

дни и толпы, слипшиеся, как соты, города и лица, мерзости и красоты. Беспечально смотрю, как сгущается вечер бледный. Я не слишком смел - не сталь, не гранит, не идол. Но когда перед взором встанет туман последний, да не устрашусь - ибо помню его. Я видел.