Лет двадцать я об этом человеке не слышал ни полслова, ничего. А все же вспоминал о нем порой, с чего – не весть. Мы не были дружны, лишь бегло и поверхностно знакомы. Раз несколько пересекались вскользь на суетных тусовках полусвета, да как-то пили вместе пиво – в мае, на пристанях спасаясь от жары. Меж нами точно не было приязни, но явно тлел взаимный интерес, ревнивый и недобрый, точно мы на роль одну в провинциальном театре претендовали... Плотная, как студень, взрезаемая бритвами винта, пред нами неуемная вода влекла к низовьям несколько посудин. Простор высот блистал. Река жила обыденнее - и вдали и близко, в виду кормы, где шкипера жена постиранное вешала бельишко, где рестораций голытьбе милей за то сдвигать пластмассовые чарки, что к нам с незамерзающих морей опять вернулись взбалмошные чайки. В те годы бомжевало полстраны, как бы ко дну идущей от пробоин. И в трюме было место нам обоим, а в шлюпки села свита Сатаны. Мой собеседник метил отбывать на ПМЖ в Канаду или Штаты, уже не помню... С этим и пропал навек - с загромождённых бытом палуб, на коих я остался мельтешить, насвистывая бодрый «Wind of Change» от Scorpions, тогда ещё не дряхлых. Но изредка знакомец мой всплывал в сознании – как будто некий спор меж нами не был кончен. Я при этом наглядно представлял его – у дома с достатком средним, с членами семьи, лопочущими на чужом наречье. И, мнясь мне мельком, он старел по мере старенья моего, седел, обрюзг, да, кажется, завел торговый бизнес в каком-то захолустном городке. Недавно - и случайно - я узнал, что двадцать лет назад его не стало в нелепом ДТП под Пермью, что ли... Короче, он не далеко уехал. И призрачная жизнь его была не более, чем странною игрой неведеньем обманутых фантазий. А все-таки, она была. Была. Текла, как воды, то едва, то ходко. Пусть лишь внутри чужой судьбы плыла её насквозь придуманная лодка. Так жизнь любая, как ни будь долга, дробится в отраженьях на просторе, где «Я» свои теряет берега, незнамо где... или под Пермью, что ли.