Нынче не разобрать, что внизу, что сверху. И не весть, какое над нами знамя. Я уже и не знаю, во что я верю. И уже не верю в то, что я знаю. Но живу в чьем-то теле, как бес вселённый. Это тело натягивает одеяло и мечтает проснуться в иной вселенной. Впрочем, с ним и такое уже бывало. От него отступаются экзорцисты. Их страшит помыкающий этим телом - чтоб внезапно расстаться с ним в поле чистом, под дождем прицельным, как под обстрелом. По уставам нам вечно ходить в мишенях. Остается из недр домовин дубовых позавидовать женщинам, как в траншеях, с головами скрывающимся в любовях. Там у них надежнее, чем в спецхране. И молитвы их не в укор усладам - то ли в капище, то ли в Божьем храме. Жаль, что я аллергии боюсь на ладан. А снаружи хлещет, снаружи свищет. И гремит, резонируя всем простором - там, где молнии золотом бархат вышит облаченья небесного, под которым, словно кукла, движимая пружиной, не внимая жизни, не чуя боли, без дороги шествует одержимый. И все дальше и дальше уходит в поле.