Свет одинокий у темноты в плену – это, печаль белым вином залив, Лорка небесный включает Луну, Луну, над благодатной листвою своих олив. И - далеко от цикадовой песни рощ, тотчас разбужен огромным сияньем сна, некто дрожащий вперяется в эту ночь, шепчет окну: - Это просто Луна... Луна. Но, как ни ярься в небе, ни жги-слепи, есть и её волхованию свой предел. Мыслим ли сон о столь яркой любви. Любви, коей не встретил. Не выстрадал. Проглядел. Как сотрясает она сердца! Её имя – дрожь. Как её смех над смертью высок и чист! Как её свет заливает потёмки – сплошь, сколь безразличны ей умные смыслы числ… Всё же – очнись. Озарённость со лба сотри, смой этот морок талой водой зари. Вот уже мир проявился в растворе утра. Мало ли, где и кому разливают свет. Брейся и жарь омлет. Доживай свой век мерно, опрятно, уютно - хотя, и утло. Если же снова накатит невроз весной, тайну припомни, нашептанную Луной, так беспощадно сорвавшей тебя с постели - с ней ты бессмертен на целую прорву лет. А без неё – ничего в этом мире нет, что бы смогло обрести ипостась потери.