1 Покажет нам зима из серебра клыки, пока же, как зола, горяч осадок летний. И яхты сентября, востря свои клинки, срезают слой тепла над волнами – последний. Изящен, как балет, резной листвы полет - последний. И вослед, закат, пока не бледный, искрится и плывет, как музыка плывет, а с ним - речной трамвай любови безбилетной. Проплыл – и был таков. И машут с берегов ещё вдогон ему блистательные кроны. А даль уже в дыму вечернем - и во тьму вот-вот совсем уйдут тускнеющие клены. Но не печался зря, очертят круг ветра, и яхты сентября их повстречают снова. Поэтому и мы не убоимся тьмы, «прощай» не говоря – бессмысленное слово. 2 Лето плакало? Да плюнь – жаль, но не настолько. Плюмбум капель плюм да плюм в дрогнущие стёкла. Рухни ниц, сочти овец, падая при этом в сон, похожий на свинец плотностью и цветом. Где-то чень далеко тяжко ухнет ветер А кому сейчас легко? – туши туч ответят. Я и сам к земле прибит мокрою порошей, приземленным сном про быт, вязкий, нехороший, нудный, как дебилов чат, да смартфонов трели. В нем копыта не стучат и не свищут стрелы. Ни погони по пятам в нем, ни черной метки. Белый кит и капитан в нем не ищут мести. В эти бредни до утра звать подругу глупо. Улетай, ланфрен-ланфра, прочь моя голубка. А едва придет весна - в новый сон под ливень возвратись будить меня юным и счастливым. 3 Обратись к зиме - к её убору, пафосному, пышному как торт. Пир земли накрыт не пред тобою. Но и ты пред ним не распростёрт. Ты не сдал на Цезаря. Но надо сохранить души морозный блеск в белых колоннадах снегопада, вертикально павшего с небес. Стужа прилетит, как вихрь крылата, упаду и голову склоню: так тростинка мыслила когда-то. Но застыла, стоя на корню. Так и должно – холодно и стойко. Пообочь зализанной лыжни. Краски меркнут. Остается только Тонкий штрих на фоне белизны. Меж страниц с гербарием закладок, в четких строчках - сквозь отвесный снег, в белых колоннадах, колоннадах городов, которых больше нет.