Я менее минуты пробыл вне - и возвратился, странно улыбаясь: не конвульсивно, но светло, спокойно, как бы вполне осознанно — настолько, что даже дама-реаниматолог, вернувшая меня таким разрядом, что от груди полдня несло паленым, спросила без иронии - - Что видел? Но я не видел ровно ничего, ни тьмы, ни света, ни теней в туннеле, ни дайджеста зазря пропавших лет, а канул в абсолютное Ничто - такой и мнится полная свобода душе, способной быть или не быть. Стоял октябрь, кристальный и бездонный. Тем утром с неба рухнул ранний снег и воздух тек в меня, как мед студеный, а слаще ничего под небом нет. Без лишних черт и тайн и линий к спектру открылся свет, приняв меня назад. Есть многое, Гораций, что не к спеху узнать — как мест, куда не опоздать. А здесь - нам жить наперекор летам, покуда нас до обуха не сточат. Лишь грустное лицо моё не хочет терять улыбки - обретенной там.